Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие - Страница 68

Процитирую еще раз Филипа Нела: «Ребенок подчинен силе людей, которые гораздо могущественнее его самого, и жизнь сироты еще явственнее показывает беспомощность детства. Но вместе с тем многие литературные сироты обладают неунывающим характером и, невзирая на относительное отсутствие силы, находят эмоциональные ресурсы, позволяющие им, несмотря ни на что, добиться успеха и занять подобающее место в мире».

Дети всегда, читая книги, отождествляют себя с их героями. Как пишет одна американская исследовательница в статье о «Энн в Грингейбле», «я не просто узнавала самое себя в Энн, я, кроме того, использовала события жизни Энн в качестве моделей для своей собственной жизни. Я хотела как можно сильнее походить на Энн Ширли». Мы уже видели, что Гарри Поттер завоевал такую популярность именно потому, что оказался почти универсальным материалом, вызывающим к жизни механизмы проекции не хуже знаменитого теста Роршаха.

В магическом зеркале, спрятанном в одной из тайных комнат Хогвартса, Гарри видит себя рядом с умершими родителями, а для читателя он сам – такое магическое зеркало, которое, подобно «стадии зеркала» Жака Лакана, служит ребенку источником идентификации с образом сироты. Этот зеркальный образ наполняет ребенка – читателя не только ликованием, но и силой. Можно предположить, что Гарри Поттер, аккумулируя в себе множество сказочных и литературных персонажей, от Золушки и Гадкого утенка до Гекльберри Финна и Мэри Леннокс, возвращает читателя, маленького или большого, к любимейшим сказкам раннего детства и через механизм идентификации обещает самый привлекательный сценарий – сценарий вечного победителя. Таким образом, возникает, по крайней мере в воображении, возможность изменить самого себя и заново «проиграть» свой жизненный путь «без потерь».

Кроме всего прочего, сирота – живой и обыкновенный ребенок; и, как отмечает психолог и специалист по усыновлению Татьяна Губина, важно, что «в наши дни общество отходит от стереотипа, что сиротка – особый человек. Все больше становится популярной и общественно признаваемой мысль, что, в сущности, нет такой породы – “ребенок – сирота”». Как любой другой ребенок, сирота может быть хорошим и плохим, удачливым и не очень, но главное, что с ним всегда что – то случается – хорошее и плохое, и поэтому про него интересно читать. Йелла Лепман в своей автобиографии «Мост детских книг» цитирует ответ одной маленькой слепой девочки на вопрос о том, что она любит читать: «Только не про святых и хороших деток». Книги о сиротах представляют собой очень существенную часть «моста детских книг» и верно служат делу «международного взаимопонимания через детские книги», к которому призывала Лепман в своей работе по организации переводов и изданий детских книг и созданию детских библиотек в послевоенной Германии. При всех возможных различиях между сиротами в разных книгах, написанных на разных языках, глубинные проблемы, затрагиваемые этими книгами, общие и общепонятные.

Мы уже говорили об образе зеркала; не только сирота является таким зеркалом – вся детская литература, как в зеркале, отражает сложности и проблемы человеческого сообщества, и к тому же выражает их достаточно понятным и простым языком. И не просто выражает, но и изменяет. Трудно не согласиться со словами испанского писателя Хозе Мария Санчес Сильвы: «Я не нашел в жизни более важного и достойного занятия, чем образование, воспитание и поэтическое развитие детей. Я уверен, что известное выражение “сherchez la femme” не является более ключом к пониманию трудностей человеческой жизни. Отныне таким выражением должно стать “сherchez l’enfant” – “ищите ребенка”. Поэтический язык, рожденный любовью, проложит путь универсальному языку, и тогда каждый, невзирая на национальные и расовые преграды, поймет, что необходимо уничтожить хотя бы рукотворное зло, тяготеющее над человечеством».

Хотелось бы верить, что в современном мире «благополучие ребенка важнее желаний взрослых». Детская литература постоянно продолжает эту борьбу. Детская книга стремится уничтожить зло, в ней терпение вознаграждается, любовь поддерживается и одобряется – в этом смысл и сказки, и всякой истории, даже самой мрачной фантазии, дистопии или антиутопии, которые детям тоже совершенно необходимы. Так растет книжное дерево, так возникает и развивается детская литература:

«Началась она с листа, трепещущего на ветру, – но за листом явилось дерево и начало расти, раскидывая бесчисленные ветви и цепляясь за землю все новыми корнями самой фантастической формы. Прилетали и садились на сучья странные птицы – ими тоже следовало заняться. А потом вокруг Дерева и позади него, в просветах листьев и ветвей, начал разворачиваться целый пейзаж. Окрестности поросли лесом, а вдали виднелись горы, тронутые снегом».

Сироты встречались нам на многих ветвях литературного дерева – число героев – сирот в детских книгах, как мы уже видели, почти бесконечно. Хотелось бы, чтобы их, по крайней мере, было поменьше в реальной жизни. Это еще одна цель детской книги – указывать на проблему и помогать ее разрешению.

В этой книге мне хотелось дать как можно более полный обзор типов и вариантов развития сюжета о сироте в литературных произведениях для детей. И когда книга была почти закончена, я познакомилась с Литературным Манифестом объединения поэтов «Черная курица», созданного в 1990 году. Один из пунктов гласил: «ПУСТЬ БУДУТ жалость, печаль, грусть, извечный сюжет о сироте, Том Сойер, Оливер Твист, “Судьба барабанщика”, рождественские истории и еще десятки, сотни примеров – совершенно несопоставимых». Вот это несопоставимое я и пытаюсь сопоставить, потому что иначе нельзя понять, откуда берутся многочисленные истории сирот и почему они так важны и для читателя, и для писателя.