Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие - Страница 23

Но вернемся к детским домам. Как отмечает Алла Сальникова, «к 1921 году в Советской России было создано уже более 5000 детских домов», и после революции 1917 года «как – то вдруг получилось так, что все дети – в представлении их взрослых партийных наставников и воспитателей – сразу и в одночасье стали “вполне советскими” детьми. А те немногие, кто находился в процессе перевоспитания “на советских основах”, демонстрировали исключительно быстрые и заранее предсказуемые результаты успешной “советской” адаптации. Даже дети с девиантным поведением – например, беспризорники – представали, в соответствии с этой концепцией, изначально идеологически лояльными советской власти». Далее Сальникова цитирует Макаренко, утверждавшего, что детскому дому принадлежит советское педагогическое будущее. Посмотрим, как же это будущее воплощалось в жизни и в литературе.

Самое известное (и, вероятно, самое талантливое) произведение о «перековке» беспризорников в образцовых советских граждан и первое советское художественное произведение о детдомах – «Республика Шкид» (1927) Григория Белых и Леонида Пантелеева. В книге истории подростков, попавших в школу, подчас менее важны, чем темы социального подхода, создания сносных условий жизни и поддержки дисциплины. Тема дисциплины роднит «Республику Шкид» с «Педагогической поэмой»: «В колонии должна быть дисциплина. Если вам не нравится, расходитесь, кто куда хочет. А кто останется жить в колонии, тот будет соблюдать дисциплину». В ШКИД все более «по – человечески», чем у Макаренко, но это, скорее всего, потому, что книга написана бывшими воспитанниками, а не бывшим воспитателем.

«Начинается книга с открытия нового государственного учреждения, где поначалу есть только горстка учащихся и учителей. В каждой новой главе появляются новые герои, сообщество непрерывно растет». В школу приходят новые учителя, часть из которых остается навсегда, а другие бесследно исчезают, не выдержав трудностей общения с бывшими беспризорниками. Школьники постепенно налаживают быт, организовывают школьную газету и даже театр, хотя, конечно, не обходится дело и без «бузы», детского бунта против суровой воспитательной системы.

Не все герои книги – круглые сироты; иногда, как в случае с Гришкой – Янкелем, отчаявшаяся справиться с мальчиком мать отдает его в колонию, откуда он попадает в ШКИД. И как ни важно воспитать и обучить ребят, куда важнее их накормить и обогреть: «По сигналу Викниксора начиналось всеобщее сопение, пыхтение и чавканье, продолжавшееся, впрочем, очень недолго, так как порции супа и каши не соответствовали аппетиту шкидцев. В заключение, на сладкое, Викниксор произносил речь. Он говорил или о последних событиях за стенами школы, или о каких – нибудь своих новых планах и мероприятиях, или просто сообщал, на радость воспитанникам, что ему удалось выцарапать для школы несколько кубов дров».

Катриона Келли, описывая новые методы организации детских домов, отмечает, что «шансы детей на приемлемые условия содержания и обращения подкреплялись также и тем, что идеализация сироты была не просто литературным или пропагандистским приемом, но жизненной реальностью. Уличные дети могли вселять страх, но детей без родителей прежде всего жалели». Вместе с тем она отмечает, что к 1930–м годам «исчезли последние воспоминания о том романтическом ореоле, который еще окружал беспризорников в 1920–е годы: теперь в них видели исключительно возмутителей общественного спокойствия, подлежащих удалению с глаз публики как можно скорее». Литература не осталась в стороне. «Среди книг, которые исчезли с прилавков, оказалась и “Республика Шкид”, не переиздававшаяся вплоть до 1961 года». Тем не менее тема трудовой коммуны продолжалась в кино – особенно популярным стал советский фильм «Путевка в жизнь» (1931), рассказывающий историю перевоспитания «трудных» подростков в трудовой коммуне.

Однако писателей раннего советского периода подчас гораздо больше занимали не общественные эксперименты, а совсем другое. В статье, озаглавленной «Мне хорошо – я сирота!» и посвященной сиротам – беспризорникам, Балина отмечает, что, хотя в каждой книге беспризорники «перевоспитываются» и становятся частью коллектива, многих авторов в первую очередь привлекает не момент перевоспитания, который случается в самом конце, а приключения, смелость и авантюризм героев. Балина перечисляет немалое количество забытых теперь совершенно, но когда – то весьма популярных произведений.

«Интересно отметить, что мотив “сироты” проникает и в приключенческую книгу: он служит крайне политизированной цели классовой борьбы и возмездия». Герои этих произведений чаще всего мальчишки, так или иначе вовлеченные в события революции и Гражданской войны, но иногда появляются и девчонки, хотя и переодетые мальчиками, например Дуняша в «Красных дьяволятах» (дата написания – 1921, дата публикации – 1923–1926) Павла Бляхина. Бляхин старался написать книгу, которая по популярности могла бы сравниться с классикой западного приключенческого жанра. Его образцами, несомненно, были Жюль Верн, Майн Рид, Гюстав Эмар, Луи Буссенар и, конечно же, «Тарзан» Берроуза. В результате получилась советская сказка.

Митя и Дуняша растут в украинским селе. Их отец Иван становится красным агитатором, а потом уходит к партизанам и, по всей видимости, погибает. Брат Федя убит по приказанию батьки Махно. Дети решают отомстить за отца и брата и начинают охоту на Голубую Лисицу, как они называют батьку Махно. Брат и сестра попадают в отряд Буденного, и в конце концов молодым разведчикам удается захватить в плен самого Махно. К концу книги герои уже достаточно взрослые, и они обретают место в жизни и суженых. Близнецы Митя Следопыт и Дуняша Овод после множества невероятных и совершенно сказочных приключений крепко держат за руки своих невесту и жениха – спасенную ими девушку Катюшу и боевого товарища китайца Ю – ю. Как в «Золушке», сказка обязательно заканчивается свадьбой. Сходным образом Макар – следопыт из одноименной повести возвращается на родину со своей избранницей, Любочкой.